Феклистъ стоялъ около стола и умильно смотрѣлъ на бутылку съ водкой.
— Вишь, глазищи-то выпучилъ! Выпить хочешь, что ли? — спросилъ его Швырковъ.
— Да какъ-же не хотѣть-то, ваша милость, Кондратій Захарычъ! Инда слюна бьетъ.
— «Милліонеръ»! Нацѣди ему Купель Силоамскую.
Перешеевъ взялъ большой серебряный бокалъ, привезенный для пива, и налилъ въ него водки. Феклистъ медленно и съ жадностью его выпилъ.
Охотники завтракали у Феклиста добрые два часа. Послѣ завтрака пили чай съ коньякомъ. Швырковъ склоненъ былъ напиться, но его комнаньонъ Шнель то и дѣло его останавливалъ отъ питья.
— Ну, какой-же ты будешь охотникъ, если намажешься? — говорилъ онъ Швыркову и достигъ, что тотъ былъ относительно трезвъ, когда они отправились на охоту.
Феклистъ, выпивъ бокалъ водки, продолжалъ умильно посматривать на бутылки, но ему Шнель пить больше не далъ. Клавдія наотрѣзъ отказалась пить, ограничившись одной рюмкой рябиновой наливки, сколько къ ней не приставали Швырковъ и Шнелъ. Шнель упрашивалъ съ нимъ чокнуться, она отвѣчала:
— Вечеромъ, вечеромъ… Вѣдь вы у насъ ночевать будете. Вотъ за ужиномъ и чокнусь съ вами, а теперь не могу, не просите, мнѣ нужно дома дѣло дѣлать, я сегодня изъ-за этого нарочно на заводъ на работу не пошла.
«Милліонеръ» Перешеевъ напился, хотя ему много пить не дали. Шнель, смѣясь, говорилъ, что Перешеевъ опьянѣлъ отъ старыхъ дрожжей, разбавленныхъ тремя рюмками.
— Вѣдь его только порастрясти, прибавь рюмку на старыя дрожжи — онъ и готовъ, — шутилъ Шнель и скомандовалъ:- Ну, пойдемте!
Швырковъ и Шнель начали надѣвать на себя яхташи, фляшки и пантронташи, вынули изъ чехловъ ружья. Собаки, видя приготовленія, прыгали и радостно визжали. Онѣ предчувствовали прогулку. Феклистъ облекся въ пальто и въ картузъ съ надорваннымъ козырькомъ, понесъ ружья, и всѣ отправились на рѣчку, которая протекала недалеко отъ деревни. Перешеевъ не могъ идти. Во время сборовъ онъ прикурнулъ въ уголкѣ на лавкѣ и заснулъ. Его оставили въ избѣ.
Клавдія провожала охотниковъ за ворота и вдругъ за угломъ избы увидѣла учителя. Онъ стоялъ блѣдный въ бѣломъ демикатоновомъ картузѣ на затылкѣ и въ синей блузѣ, опоясанной кожанымъ поясомъ. Глаза его блуждали. Худое желтое лицо съ маленькой бородкой было искажено иронической улыбкой, бѣлокурые длинные волосы выбились изъ-подъ картуза на лобъ и въ рукѣ онъ судорожно сжималъ толстую сучковатую палку.
Клавдія, увидавъ его, невольно попятилась и въ страхѣ побѣжала домой.
— Опять учитель здѣсь! Скажи ему, что меня дома нѣтъ, — проговорила она Сонѣ, которая прибирала закуску, и бросилась къ себѣ-въ комнату.
Но учитель уже стоялъ въ дверяхъ и искалъ Клавдію глазами.
— Мнѣ Клавдію Феклистовну… На одну минуту Клавдію Феклистовну, — мрачно говорилъ онъ Сонѣ.
— Да ея нѣтъ дома, — растерянно отвѣчала Соня.
— Какъ нѣтъ, Софья Феклистовна? Вы лжете, Софья Феклистовна! Я сію минуту видѣлъ за воротами.
— Да ужъ не знаю, право… А ея нѣтъ…
— Соня! Сонечка! Зачѣмъ вы лжете? — вскричалъ учитель. — Или и васъ подкупили губить вашу сестру Клавдію? Изъ-за утонченныхъ явствъ, изъ-за рюмки вина и ничтожной подачки вы отдаетесь на сторону гнусныхъ развратниковъ! — покачалъ онъ головой, указывая на неубрачную еще закуску.
Соня не знала, что отвѣчать. Клавдія выручила сестру.
— Ахъ, какъ вы мнѣ надоѣли! Не только надоѣли, но измучили! Что вамъ? Чего вы опять отъ меня хотите? — раздраженно проговорила она, выходя изъ своей комнаты, и остановилась у дверей.
Учитель сдѣлалъ къ ней два шага.
— Клавдія Феклистовна! Клавдія! Я пришелъ… я увидалъ… Увидалъ, что опять эти развратники пріѣхали… И вотъ я пришелъ умолять… не губите, дорогая моя, вашу душу и тѣло, — бормоталъ онъ.
— Да вѣдь ужъ слышали это, сто разъ отъ васъ слышали, — отвѣчала Клавдія.
— Другъ мой, но я вижу, что слова мои гласъ вопіющаго въ пустынѣ, что вы имъ не внимаете, что вы ихъ…
— А если это такъ, то нечего вамъ и языкъ о зубья околачивать.
— Но вѣдь душу возмущаетъ, душу… Я изстрадался. Вчера этотъ мальчишка Флегонтъ…
— А, такъ вы еще подсматривать! — вспыхнула Клавдія. — Тогда не смѣйте ко мнѣ больше ходить! Не надо мнѣ вашего ученья. Какъ только придете — все одни и тѣ-же разговоры… Надоѣло мнѣ это.
Клавдія ушла въ свою комнату и заперла дверь. Учитель опять сдѣлалъ нѣсколько шаговъ и остановился у двери.
— Голубушка! — слезливо восклицалъ онъ. — Но вѣдь и дождевыя капли долбятъ камень, такъ неужели-же живое слово?..
— Уходите отъ насъ, я васъ прошу! — послышалось изъ-за двери.
— Клавдія! Клавдинька! На колѣняхъ васъ умоляю: спасайте свою душу, спасайте свое тѣло. Вы достойны лучшаго удѣла. Бѣгите, бѣгите вонъ изъ этого дома!
Учитель опустился на колѣни и плакалъ.
— Да вы совсѣмъ полоумный! — откликнулась Клавдія, пріотворивъ дверь. — Правду всѣ говорятъ, что вамъ на цѣпь пора. Ну, что это вы дѣлаете? Какъ вамъ не стыдно? Учитель, взрослый человѣкъ, а самъ дурака ломаетъ: на колѣняхъ стоитъ и плачетъ.
Клавдіи сдѣлалось жалко его. Она вышла изъ своей комнаты и стала поднимать его съ колѣнъ.
— Встаньте и идите домой… Что это такое! На колѣняхъ стоять! Да вы просто порченный какой-то… Такъ плакать… Вы испорчены… Васъ кто-нибудь по злобѣ испортилъ. Ну, встаньте, голубчикъ, сядьте, отдохните и ступайте домой!..
Учитель поднялся съ колѣнъ, схватилъ ея руки и сталъ ихъ покрывать поцѣлуями, бормоча:
— Бѣгите вонъ, ангелъ мой… Бѣгите прочь изъ этого дома! Здѣсь вамъ нѣтъ спасенія!