Деревенская прелестница - Страница 6

Клавдія сдѣлала серьезное лицо.

— Никакихъ промежъ насъ сладкихъ разговоровъ не будетъ, — проговорила она. — При чемъ тутъ сладкіе разговоры, если хозяйскій племянникъ ко мнѣ по заводскому дѣлу пришелъ! А не хотите здѣсь стакана чаю выпить, такъ была-бы предложена честь, а отъ убытка Богъ избавилъ. Вотъ вашъ чай. Получайте… А водку вамъ принесутъ.

Она взяла съ комода большой граненый стаканъ, налила въ него чаю, положила туда варенья и крикнула сестрѣ:

— Соня! Вотъ тебѣ деньги… Сбѣгай тятенькѣ за сороковкой.

Въ щель полупритворенной двери просунулась рука Софіи и получила двугривенный. Феклистъ взялъ налитый ему стаканъ и сказалъ:

— Я и колбаски себѣ на закуску возьму. Дайте колбаски.

— Вотъ вамъ колбаски, вотъ вамъ и сардинокъ.

Клавдія отрѣзала кусокъ колбасы, вынула изъ коробки пару сардинокъ и положила все это въ протянутую отцомъ руку.

— Ну, спасибо, спасибо. Пріятнаго вамъ разговора. А я пойду… — проговорилъ тотъ и, осторожно держа въ рукахъ угощеніе, тихо вышелъ изъ комнаты.

— Ну, вотъ теперь цѣлуй сколько хочешь, — шепнула Клавдія Флегонту Ивановичу, переходя съ «вы» на «ты». — Теперь я сама тебя поцѣлую.

— Покладистый сегодня у тебя старикъ-то! — кивнулъ Флегонтъ Ивановичъ вслѣдъ удалившемуся Феклисту.

— Трезвый сегодня — оттого и покладистый. Трезвый онъ очень хорошо понимаетъ, что я въ семьѣ первая работница и всѣхъ кормлю, — дала отвѣтъ Клавдія.

Флегонтъ Ивановичъ улыбнулся, протянулъ къ ней руки и вполголоса сказалъ:

— Ну, поди ко мнѣ, моя первая работница. Поцѣлуй меня.

Клавдія приблизилась къ нему, обняла его и сѣла къ нему на колѣни. Онъ принялся цѣловать ее. Черезъ минуту она соскочила съ его колѣнъ и проговорила:.

— Ну, давайте чай пить.

— Постой. Прежде надо по рюмочкѣ выпить, — отвѣчалъ Флегонтъ Ивановичъ,

— Выпьемъ. Сегодня я васъ буду поить изъ серебрянаго стаканчика.

Она достала изъ комода маленькій серебряный вызолоченный стаканчикъ и поставила его на столъ. Флегонтъ Ивановичъ взялъ въ руки стаканчикъ, посмотрѣлъ ка него и спросилъ, откуда у ней этотъ стаканчикъ.

— А охотникъ одинъ, вотъ что къ тятенькѣ наѣзжаетъ, въ прошлое воскресенье подарилъ, — дала она отвѣта.

— Здравствуйте! Это еще новый предметъ?

— Не предметъ, а охотникъ, у котораго нашъ тятенька собакъ кормитъ. Онъ на охоту пріѣзжалъ къ намъ въ воскресенье, да и не одинъ пріѣзжалъ, а съ товарищемъ, они у насъ угощались — и вотъ онъ мнѣ серебряный стаканчикъ подарилъ.

— Да вѣдь онъ тебѣ ужъ навѣрное за поцѣлуи твои стаканчикъ подарилъ. Учитель, охотникъ… Это чорта знаетъ что такое! — возвысилъ голосъ Флегонтъ Ивановичъ.

Клавдія вспылила.

— А хоть-бы и за поцѣлуи, такъ что-же изъ этого? Откупили вы мои поцѣлуи, что-ли? — прошептала она, сверкнувъ глазами. — Что я вамъ раба досталась или мужнина жена? Скажите, какой выискался! Я вамъ ничего не говорю, когда бы Катьку обнимаете.

— Какую Катьку? Когда?

— А Катьку, которая вамъ воду носить и у васъ за коровами ходитъ.

— Когда-же это было?

— Какъ когда! Видѣла, какъ вы къ ней на вашемъ крыльцѣ приставали; даже ведра у ней уронили и воду розлили. Видѣла я, какъ она васъ и мокрымъ передникомъ огрѣла.

Флегонтъ Ивановичъ понизилъ тонъ.

— Ну, это я просто пошутилъ… хотѣлъ поиграть, — произнесъ онъ.

— Вотъ и я пошутила, — сказала Клавдія и прибавила тоже уже мягкимъ тономъ:- Лучше выпейте-ка за мое здоровье.

Она налила ему въ стаканчикъ, и онъ выпилъ, проговоривъ:

— Вѣдь ты еще недавно увѣряла меня, что любишь только меня одного.

— Ну, такъ что-жь изъ этого? И говорила, и теперь скажу, что люблю васъ одного. Ну, утѣшьтесь, утѣшьтесь. Ваше здоровье.

Она налила и себѣ стаканчикъ и выпила его. Въ сосѣдней комнатѣ послышался стукъ захлопнутой наружной двери, и голосъ Сони произнесъ:

— Клавдія, я принесла сороковку.

— Передай ее тятенькѣ, а сама иди сюда чай пить, — крикнула ей Клавдія.

VI

Феклистъ уже спалъ. Въ комнату Клавдіи доносились раскаты его храпа. Спала и Соня, свернувшись калачикомъ на лавкѣ, одѣтая и съ головой, закутанной въ платокъ. А Флегонтъ Иванычъ все еще сидѣлъ въ комнатѣ у Клавдіи. Онъ сидѣлъ безъ пиджака. Ему было жарко отъ выпитой наливки, которой въ бутылкѣ оставалось на донышкѣ. Клавдія была также раскраснѣвшись, щеки ея пылали, глаза играли особеннымъ блескомъ. Наливка на нее также подѣйствовала. Разговоръ у нихъ шелъ полушепотомъ и лишь изрѣдка въ спорѣ они слегка возвышали голосъ, но тотчасъ-же спохватывались. Клавдія говорила:

— И вѣдь какой ты глупый! Съ жому ревновать, меня вздумалъ!.. Къ учителю. А этотъ учитель ходить ко мнѣ только въ праздники днемъ, писать меня учитъ, да и то только тогда приходитъ, когда у тятеньки охотниковъ нѣтъ…

— Когда-бы не ходилъ, все-таки ходить, — пробормоталъ Флегонтъ Ивановичъ.

— Да ужь теперь и не будетъ больше ходить, потому что осень пришла и охота началась. Развѣ когда въ будни вечеромъ задумаетъ придти.

— Еще того лучше! Вечеромъ! — фыркнулъ Флегонтъ Ивановичъ.

— Да вѣдь надо мнѣ докончить писать-то выучитьея. Читать я кое-какъ знаю, а вотъ писать…

— На что тебѣ?

— Да хоть-бы тебѣ записку любовную написать — и то хорошо. Кромѣ того, и у насъ по дому. Иногда тятенькѣ нужно охотниковъ своихъ о чемъ-нибудь запиской увѣдомить, а онъ неграмотный.

— Пустяки. Просто это отъ головного вѣтра и отъ своего коварства. А я въ безпокойствѣ, потому я тебя люблю по настоящему. Ты знаешь, я разъ съ дубиной у васъ на задахъ ходилъ, чтобъ ему ноги обломать.