— Ну, онъ и дастъ вамъ, когда вернется, а мы не дадимъ.
— Позвольте-съ… Да вѣдь я его виночерпій. Если на мнѣ такой чинъ…
— Вы куда это? — крикнула ему вслѣдъ Клавдія. — Нашивая на юбку кружево, и приказала Сонѣ ставить самоваръ.
Перешеевъ умолкъ и продолжалъ кряхтѣть, тяжело вздыхая по временамъ и держась за бока, какъ-бы ощущая въ нихъ боль. Наконецъ, онъ закурилъ папироску и нервной походкой алкоголика вышелъ изъ избы.
— Вы куда это? — крикнула ему вслѣдъ Клавдія. — Вы смотрите, не подвѣсьтесь у насъ подъ навѣсомъ. А то хлопотъ надѣлаете.
Но Перешеевъ ничего не отвѣчалъ.
— Вотъ оно вино-то до чего доводитъ! — съ соболѣзнованіемъ вздохнула Соня. — Спаси Господи и помилуй всякаго! Я вотъ всегда за нашего тятеньку боюсь. Как-бы съ нимъ чего не случилось. Помнишь, вѣдь разъ хмельной бросился онъ въ рѣчку, — обратилась она къ сестрѣ.
Черезъ четверть часа сестры сидѣли за самоваромъ. Клавдія продолжала нашивать кружева. Заскрипѣло крыльцо и по ступенямъ кто-то стучалъ сапогами.
— Вонъ онъ… Не подвѣсился… Обратно идетъ… — сказала Клавдія и улыбнулась.
На это былъ не Перешеевъ. Это былъ заводскій приказчикъ Ананій Трифоновъ. Онъ стоялъ въ дверяхъ, держалъ въ рукахъ картузъ и бумажный тюрикъ и кланялся.
— Чай да сахаръ, умницы… Клавдіи Феклистовнѣ особенное почтеніе. Все-ли въ добромъ здоровьѣ изволите быть? — спрашивалъ онъ.
Клавдія сморщилась и отвѣчала:
— А вамъ какое дѣло?
Приказчикъ улыбнулся.
— Вижу, что сегодня Клавдія Фекилстовна на работу не изволили выдти, ну, я, какъ начальство и счелъ долгомъ… — проговорилъ онъ.
— Это вы-то начальство? — засмѣялась Клавдія. — Не считаю я васъ своимъ начальствомъ.
— А то какъ-же-съ? Я приказчикъ, поставленъ на заводѣ старшимъ надъ рабочими.
— Я порядовщица… Я на задѣльной платѣ — хочу работаю, хочу не работаю, и вовсе вамъ до меня дѣла нѣтъ. Да-съ… Такъ вы и знайте. Вы зачѣмъ-же собственно пришли-то?
— Единственно ради того руководства, чтобъ навѣстить васъ и узнать о вашемъ драгоцѣнномъ здоровьѣ, Клавдія Феклистовна.
— Напрасно безпокоились. Это совсѣмъ даже не подходитъ и довольно странно.
Приказчикъ переминался съ ноги на ногу и спросилъ:
— Присѣсть можно?
— Садитесь, коли пришли. Не могу-же я васъ гнать, — отвѣчала Клавдія.
— Позвольте прежде угощеніе сдѣлать. Я съ гостинцемъ пришелъ.
Приказчикъ положилъ на столъ тюрикъ.
— Что это такое? — кивнула Клавдія на тюрикъ.
— Вашъ любимый фруктъ-съ… Подсолнухи…
— Онъ мой любимый фруктъ только тогда, когда я его на свои покупаю. А если ужъ хотите преподносить угощеніе, то могли-бы принести что-нибудь получше.
— И еще есть-съ… Карамель… Къ чаю отлично.
Приказчикъ вынулъ изъ кармана маленькую жестяную коробочку и положилъ ее тоже на столъ.
— И это угощеніе только на пятіалтынный! — воскликнула Клавдія.
— Теплая душа моя вамъ въ придачу, Клавдія Феклистовна. Душа и сердце.
Приказчикъ почесалъ лысину, потеребилъ клинистую свою бородку и сѣлъ съ столу.
— Не надо мнѣ ни вашей души, ни вашего сердца. Изъ нихъ шубы себѣ не сошьешь, — сурово сказала Клавдія и прибавила, обратясь къ сестрѣ:
— Принеси сюда, Соня, еще чашку и налей ему чаю.
— Благодарю покорно, Клавдія Феклистовна, — проговорилъ приказчикъ, и когда Софья скрылась въ другой комнатѣ, протянулъ къ Клавдіи руку, осклабился въ улыбку и восторженно прошепталъ:- Бутонъ! Изсушили вы меня, душистый бутонъ!
Клавдія ударила его по рукѣ и сердито произнесла:
— А вотъ за это не только что чаемъ поить, а и совсѣмъ вонъ выгоню! Прошу вашихъ рукъ не распространять.
Приказчикъ опѣшилъ и умолкъ, Соня вернулась съ чайной чашкой и налила ему чаю. Клавдія покосилась на приказчика и сказала:
— Пейте-ка, въ самомъ дѣлѣ, скорѣй чай, да уходите, куда знаете. Нечего вамъ здѣсь дѣлать.
— Сейчасъ уйду, Клавдія Феклистовна. Не извольте только сердиться.
Приказчикъ налилъ чай на блюдечко, торопился его пить и жегся. Наконецъ, онъ опрокинулъ чашку на блюдечко кверху дномъ и произнесъ:
— Удивляюсь, за что такая жестокость съ вашей стороны! Я къ вамъ всей душой и даже, можно сказать больше…
— Просто не желаю съ вами знаться и прошу къ намъ не ходить, — отчеканила Клавдія.
— Удивительно, за что такая неучтивость… А между тѣмъ, вы изволили замѣтить, что при пріемкѣ отъ васъ кирпича-сырца я даже и полусотни у васъ иногда не забраковалъ.
— Такъ и надо, потому что брака у меня никогда нѣтъ.
— Ну, какъ не быть браку! И, наконецъ, могу вамъ кое что сказать: при пріемкѣ отъ васъ сырца, я могу такое руководство содержать, что даже припишу въ вашу пользу тысячу-другую, только-бы вы были къ намъ ласковы.
— Да ужъ слышала, слышала! — возвысила голосъ Клавдія.
— А за двѣ-три тысячи лишняго кирпича вамъ изъ конторы получить никогда не лишнее.
— Боже мой, какъ вы мнѣ надоѣли! — закричала Клавдія, вскакивая изъ-за стола. — Уходите вонъ сейчасъ. Пожалуйста уходите.
— Если желаете — извольте. Прощенья просимъ, Клавдія Феклистовна.
Приказчикъ тяжело вздохнулъ, хлопнулъ себя картузомъ по бедру и удалился.
— Каковъ! — воскликнула Клавдія послѣ ухода приказчика. — Ну, ужъ на этого Анашку я нажалуюсь Флегонту Иванычу. Пусть онъ его хорошенько проберетъ. Браку при пріемкѣ онъ у меня никогда не дѣлаетъ… Ахъ, онъ свиное рыло! Ахъ, онъ козлиная борода! Да какъ онъ смѣетъ у меня что-нибудь браковать!
И Клавдія долго не унималась, расточая брань по адресу приказчика.