Клавдія улыбнулась, но на вопросъ не отвѣчала.
— Ты къ охотникамъ не ревнуй, а ревнуй къ другому, — сказала она, — Вотъ вашего приказчика я совѣтовала-бы тебѣ сократить, а то онъ очень ужъ ко мнѣ подлѣзаетъ.
— Нашъ Ананій? Да что ты!
— Вѣрно, вѣрно. Предлагаетъ мошенничать съ нимъ насчетъ кирпича и ужъ прямо говоритъ, чтобы я его полюбила.
— Вотъ мерзавецъ-то! Сегодня-же обуздаю его. Я знаю, что я ему сдѣлаю, я ему такую свинью подпущу, что онъ во вѣкъ не забудетъ.
— Пожалуйста, — продолжала Клавдія — Да и помощнику-то это тоже нашлепку.
— Какъ? И тотъ! — вспылилъ Флегонтъ Ивановичъ.
— Проходу не даетъ. Тутъ какъ-то въ сѣняхъ конторы такъ облапилъ меня, что просто срамъ. Ну, конечно, я его кулакомъ по зубамъ. А все-таки.
— И это обуздаю. Непремѣнно обуздаю.
— Ну, то-то. А насчетъ охотниковъ брось ревновать. Ну, что они?? Пьяные люди и больше ничего, — закончила Клавдія.
— Даже я сейчасъ пойду въ контору и примусь за Анашку, — сказалъ Флегонтъ Ивановичъ и поднялся съ бревенъ. — Напьюсь чаю дома… Я еще чаю не пилъ. Напьюсь чаю и сейчасъ за Анашку… Я его, подлеца, оштрафовать могу, — прибавилъ онъ и спросилъ:- А сегодня къ тебѣ вечеромъ можно?
— Конечно-же можно. Да перетащи еще два бревна.
— Бревна-то у насъ мѣченныя. Ну, да хорошо.
— И медку, голубчикъ, сотоваго баночку. Вѣдь у васъ его много.
— Много-то много, да ключи-то отъ кладовой у тетки припрятаны. Ну, да ладно, какъ нибудь.
Флегонть остановился и почесалъ затылокъ подъ фуражкой.
— Вѣдь вотъ бревна-то я вчера перетащилъ къ вамъ черезъ Анашкина помощника, такъ какъ его ругать-то за тебя будешь? — сказалъ онъ. — И сегодня, если будемъ переправлять къ вамъ бревна, тоже черезъ него.
Флегонтъ Ивановичъ медленно сталъ отходить отъ Клавдіи.
— Прощайте! Жду вечеромъ! — проговорила та ему вслѣдъ.
Дня черезъ три Клавдія опять работала на заводѣ. Была суббота, день разсчета. Разсчетъ начали производить часовъ съ пяти вечера. У избы въ три окна съ вывѣской «контора» толпились рабочіе съ разсчетными книжками въ рукахъ. Были тутъ мужчины и женщины. Одни входили въ контору, другіе выходили изъ нея. Нѣкоторые изъ рабочихъ выходили изъ конторы, держа книжку и деньги, въ какомъ-то недоумѣніи или, лучше сказать, отупѣніи, останавливаясь, шептали что-то, считали по пальцамъ, считали деньги, заглядывали въ книжку и все-таки ничего не понимали. Каждый безграмотный считалъ себя обсчитаннымъ. Одинъ мужикъ въ пестрядинной рубахѣ и розовыхъ ситцевыхъ штанахъ, босой и съ головой, обвязанной тряпицей, сѣлъ на дворѣ конторы на землю, наломалъ прутиковъ и сталъ ихъ раскладывать по подолу рубахи, стараясь хоть этимъ путемъ постигнуть правильность произведеннаго ему денежнаго разсчета, не правильно все-таки не выходило. Явились толкователи. Это были, по большей части, молодые грамотные парни, не считавшіе себя обсчитанными, и имъ не вѣрили.
Клавдіи тоже нужно было получить за работу нѣсколькихъ тысячъ кирпичей, и она пришла къ конторѣ. Она уже протискалась въ сѣни, но тамъ, носъ съ носомъ столкнулась съ приказчикомъ Ананіемъ Трифоновымъ. Тотъ, даже не поклонившись ей, сказалъ:
— Какъ хочешь, а полторы тысячи того сырца, по которому собака бѣгала, я отъ тебя принять не могу. Собака его попортила. Не приму.
— Ну, это мы еще посмотримъ! — гордо вскинула голову Клавдія.
— Посмотримъ или поглядимъ, а принять не могу. Собакой потоптанъ. Я такъ и хозяину сказалъ. Да-съ… Кромѣ того, на тебя будетъ штрафъ въ рубль серебра.
— Штрафъ? Вотъ это новость! Посмотримъ. За что-же это штрафъ-то, если я на задѣлѣ?
— А за неправильныя хожденія на работу — вотъ за что. Да-съ… Ужь коли мы тебя приняли на заводъ, то, обязана ходить правильно, а не слоновъ водить по понедѣльникамъ. А то денъ придешь, другой не придешь, а намъ черезъ это убытокъ. Кирпичъ-то, знаешь, нынче въ какой цѣнѣ? Да главное, что онъ нарасхватъ. Ты не придешь на работу — твой столъ стоитъ порожнемъ, а на немъ-бы могла работать правильная порядовщица. Да-съ…
Съ Клавдіей шли двѣ порядовщицы — блондинка Малаша и Перепетуя. Слыша этотъ разговоръ, онѣ тотчасъ-же откликнулись.
— Правильно, Ананій Трифонычъ, правильно… Такъ ее и надо… — сказала Малаша.
— Ну, что ей рубль штрафа! — возразила Перепетуя. — Рубль штрафа заплатитъ, а пятерку съ охотника возьмемъ,
— Молчите, вѣдьмы! — огрызнулась Клавдія, пропустила ихъ въ контору и сказала приказчику:
— Ахъ, ты подлецъ, подлецъ! По настоящему въ мочалку твою слѣдовало-бы тебѣ наплевать, да слюней на тебя, мерзавца, жаль.
Ананій Трифоновъ подмигнулъ ей и произнесъ:
— Кабы вы для насъ были, то и мы для васъ были-бы, а то ты нами гнушаться вздумала, да еще хозяйскому племяннику нажалилась.
— Не только хозяйскому племяннику, а даже самому хозяину сейчасъ скажу, только посмѣй кирпичъ не принять или про штрафъ заикнуться.
— А что-жъ? Жалься и самому хозяину. Про что ты жалиться будешь? Про то, что я тебя щипнулъ два-три раза, такъ что-жъ изъ этого? Здѣсь у насъ кирпичный заводъ, а не монастырь. Ты про меня жалиться будешь, а я хозяину про его племянника разскажу. Все разскажу… Какъ онъ къ тебѣ ходитъ чаи распивать, какъ онъ по ночамъ къ тебѣ бревна и доски перетаскивалъ. Все, все…
Когда Клавдія услыхала такую угрозу, ей пришлось смириться. Она умолкла и принялась за хитрость.
— Да чего ты хочешь отъ меня, я не понимаю, — сказала она приказчику. — Хочшть, чтобъ я тебя чаемъ угостила? Ну, приходи завтра. Завтра воскресенье, ну и приходи. Только приходи днемъ, а не вечеромъ. Вечеромъ можешь съ Флегонтомъ Иванычемъ столкнуться.