Деревенская прелестница - Страница 18

— Ага! Угомонилась? Ну, то-то… — подмигнулъ Ананій Трифоновъ. — А что ежели насчетъ лѣсу, то приказчикъ всегда тебѣ лѣсу больше дать можетъ, чѣмъ хозяйскій племянникъ. Гвоздь. пакля, стекла — это все у насъ. Эдакая вѣдь шаршавая! — прибавилъ онъ, улыбнувшись, и ужъ ласково хлопнулъ Клавдію по спинѣ. — Иди, иди, хозяинъ безъ вычета разсчитаетъ, — кивнулъ онъ на дверь конторы.

Клавдія получила ужь разсчетъ и выходила изъ конторы, какъ вдругъ натолкнулась на своего братишку, Панкратку. Тотъ былъ безъ шапки, запыхавшись, держалъ въ рукѣ письмо и говорилъ:

— Сестрица… Весь заводъ обѣгалъ… Вездѣ тебя ищу и найти не могу. Тебѣ письмо. Вотъ, возьми.

— Письмо? Отъ кого? — спросила Клавдія.

— Учитоль подалъ. Играли мы давеча, мальчишки, въ бабки у пожарнаго сарая, а онъ шелъ мимо. Увидалъ меня, подзываетъ и говоритъ: «ты, говорить, Собакинъ?» Я, говорю, Собакинъ. «Такъ вотъ, говорить, передай»…

— Ну, довольно, довольно, — остановила братишку Клавдія и вырвала у него письмо.

На конвертѣ печатными буквами было надписано: «дорогой Клавдіи Феклистовнѣ». Она разорвала конвертъ и вынула оттуда письмо. Письмо было написано тоже печатными буквами. Она принялась читать. Вотъ что стояло въ письмѣ:

«Прекрасный полевой цвѣточекъ Клавдія Феклистовна. Косарь скосилъ уже этотъ цвѣтокъ, но Божья влага все еще поддерживаетъ его и не даетъ ему увять. Валяется онъ на распутьи, проходятъ прохожіе, поднимаютъ его, утѣшаются имъ и тотчасъ-же бросаютъ его отъ себя. Побывалъ скошенный цвѣтокъ у юноши Флегонта, побывалъ цвѣтокъ у рыжаго охотника Кондратія, побывалъ цвѣтокъ… Ну, да что тутъ. Прохожіе забавляются цвѣткомъ и бросаютъ его. А нѣтъ имъ того, чтобы спасти его, чтобы поставить его въ вазочку съ чистой водой, держать его тамъ на радость себѣ, самому цвѣтку и лицамъ, благоговѣйно любующимся красотой цвѣтка. А цвѣтокъ достоинъ участи благоухать въ вазѣ съ свѣжей водой. Нужно только, чтобъ нашелся сердечный человѣкъ, который поднялъ-бы цвѣтокъ, поставилъ его въ воду и хранилъ-бы до его естественнаго увяданія. И такой человѣкъ нашелся. Этотъ человѣкъ скромный учитель, не казистъ, можетъ быть, внѣшностью, но съ теплымъ сердцемъ и любящей душой. Этотъ учитель горитъ нетерпѣніемъ спасти душистый цвѣтокъ и предлагаетъ свою руку и свое сердце, цвѣтку при условіи закрѣпить эти узы у брачнаго алтаря.

Подумайте объ этомъ предложеніи, дорогой и душистый цвѣтокъ, подумайте до завтра. Завтра послѣ обѣдни скромный учитель пришлетъ къ вамъ конвертикъ и бумажку. На бумажкѣ вы напишите карандашомъ только одно изъ этихъ словъ — да или нѣтъ, запечатайте въ конвертикъ и передайте посланному. Больше ничего.

Учитель Михаилъ Путневъ.

Письмо пишу печатными буквами потому, ибо знаю, что скоропись вы пока еще плохо разбираете».

XVI

«Совсѣмъ полоумный», сказала сама себѣ Клавдія, прочитавъ письмо. «Сказку какую-то написалъ, словно маленькой дѣвочкѣ. Ахъ, дуракъ, дуракъ! Вѣдь вотъ и учили его разнымъ наукамъ, учителемъ сдѣлали, а онъ все дуракомъ остался. Но онъ влюбленъ въ меня, это какъ пить дать — влюбленъ, ужасти, какъ влюбленъ», думала она и улыбнулась.

Она тихо, переступая шагъ за шагомъ, плелась къ себѣ домой и мяла въ рукахъ письмо и полученную при разсчетѣ пятирублевку.

«Впрочемъ, очень можетъ быть, что оттого онъ и дуракомъ-то сдѣлался, что очень ужъ влюбленъ въ меня, оттого и ополоумѣлъ-то», разсуждала Клавдія. «Вѣдь прежде онъ такимъ не былъ. Да, не былъ. Не былъ даже и тогда, когда въ первый разъ пришелъ писать меня учить. Ужасти, что любовь эта самая дѣлаетъ!» вздохнула сна. «Повѣнчаться предлагаетъ, учительшей хочетъ меня сдѣлать. Но странно. Вѣдь говорили, что у него есть жена, но только въ бѣгахъ, не живетъ съ нимъ. Должно быть, это враки, если на мнѣ жениться предлагаетъ», продолжала разсуждать Клавдія и спрятала письмо и пятирублевку за пазуху.

«А выдти за эдакаго замужъ — сама ополоумѣешь, такая-же сдѣлаешься, какъ онъ. Тоже сказки о цвѣткахъ душистыхъ начнешь разсказывать. Вѣдь онъ что? Вѣдь онъ монастырь сейчасъ въ домѣ сдѣлаетъ. Того не ѣшь, этого не пей. Мяса ни Боже мой… рыбы тоже не смѣй ѣсть. Помню я, какъ онъ у ребятишекъ рыбешку мелкую обратно въ воду выкидывалъ, которую ребятишки рѣшетами наловили. И наконецъ, выйдя за него замужъ, не смѣй ужь и къ тятенькѣ показываться, потому что тамъ охотники. Да нѣтъ, какой онъ мужъ!» рѣшила она. «Не пойду я за него. Хоть и лестно быть учительшей, но онъ изведетъ, совсѣмъ изведетъ, словомъ изведетъ. Какъ начнетъ о цвѣткѣ душистомъ… Нѣтъ, нѣтъ!» Клавдія даже отмахнулась рукой…

— Кедровыхъ орѣшковъ не прикажете-ли? — раздалось надъ ея ухомъ,

Это былъ помощникъ Ананія Трифонова, Уварка — младшій приказчикъ, молодой человѣкъ. Онъ возвращался изъ мелочной лавочки, несъ въ рукахъ краюшку ситника, кусокъ вареной трески въ бумагѣ, изъ которой также выглядывали и перья луку. Предложеніе было настолько неожиданно. что Клавдія даже шарахнулась въ сторону, а когда пришла въ себя, то отвѣчала:

— Ну, тя въ болото! Вотъ испугалъ-то, корявый эдакій! Орѣшковъ!

— Отчего-же не хотите? Мы отъ чистаго сердца, Орѣшки отмѣнные. Нарочно къ завтрему дамамъ купилъ.

Клавдія ничего больше не отвѣтила и продолжала думать о предложеніи учителя.

«Да и зачѣмъ мнѣ замужъ? Мнѣ и такъ хорошо. Бѣлье у меня аховое съ прошивками и кружевцами, платьевъ много, пальто есть драповое, накидка со стеклярусомъ… Къ зимѣ будетъ мѣховое пальто… Флегонтъ Иванычъ покрышку шелковую привезетъ, а Кондратій Захарычъ мѣхъ бѣличій. Обѣщалъ… Ананій лѣсу пригонитъ и на свой счетъ плотниковъ найметъ, чтобы дочинить нашу избу. Дура буду, если я пойду за учителя замужъ», рѣшила она и вошла къ себѣ въ избу.